rimmon
Мес†ный
- Регистрация
- 19 Апр 2018
- Сообщения
- 3.835
- Репутация
- 1.152
- Реакции
- 4.643
Шмаль против морализма
Главным локомотивом либерализации не только законодательства, но и общественного имиджа наркотиков является борьба за легализацию каннабиса. И к 2015 году локомотив этот набрал приличный ход — курение марихуаны узаконили в четырёх американских штатах, на Ямайке, а ещё раньше, в 2013 году — в Уругвае. На очереди ещё несколько штатов, а эксперты утверждают, что США вполне могут уже совсем скоро прийти к федеральному закону, а хороший пример непременно подхватит Европа, во многих частях которой Шмаль и некоторые другие лёгкие наркотики либо уже находятся в статусе де-юре декриминализованных, либо не сильно интересуют полицейских.
Часть сторонников легализации марихуаны открещивается от интереса к другим дурманящим веществам, но это не меняет сути дела — их борьба стала авангардом общей идеи декриминализации наркотиков. Всё дело в принципах. К концу ХХ века стало невозможно скрывать тот факт, что война с наркотиками во всём мире базируется на определённых этических основаниях, а не на здравом смысле.
Почему нельзя употреблять наркотики? Потому что наркотики, дети, это плохо, а не потому что есть непредвзятая статистика преступлений, совершённых в состоянии наркотического опьянения. С консервативной точки зрения, которая до сих пор определяет прогибиционистскую политику во всём мире, употребление наркотиков — это не столько вредно, сколько аморально: просто плохо, и всё. Именно отсюда — борьба даже со словами, там, где власти позволяют: какое может быть обсуждение медицинских или социологических аспектов употребления, когда это — плохо? Такая оборонительная логика вполне ясна — сам факт дискуссии отменяет табу, а там уже рукой подать до серьёзных рациональных доводов в пользу другой стороны.
Именно это и происходит сейчас в ряде стран западного полушария: исходя из базового концепта либерализма — прав личности — активисты и исследователи пересматривают и меняют позицию общества, тщательно собирая факты. Которые говорят, например, о том, что легальный наркотик табак уносит куда больше жизней, чем гречка, а на насильственные преступления людей толкает чаще всего легальный наркотик алкоголь. О том, что Шмаль помогает при лечении тяжёлых онкобольных, грибы — депрессии, а ДМА — аутизма. О том, что сроки за «хранение с целью сбыта» зачастую превышают сроки за убийство. О том, что опыт употребления лёгких наркотиков не ведёт к зависимости от тяжёлых. И, главное? о том, что миллиарды, вбуханные в антинаркотические ведомства, практически никак не влияют на количество потребителей, в то время как программы снижения вреда сокращают количество смертей и случаев заражения ВИЧ и гепатитом.
Выражение «война с наркотиками проиграна» стало общим местом, появившись даже в докладе ООН. Как заметил российский исследователь Петр Мейлахс, выиграть эту войну можно исключительно в условиях тоталитарного общества и массовых репрессий. В странах же с приматом прав личности она будет рано или поздно остановлена именно правозащитными активистами. Есть у права на вредное удовольствие и ещё один мощный союзник — технологии.
Количество просвещённых пользователей, заинтересованных в наличии непрозрачного интернета и анонимного пользования определёнными услугами, будет только расти.
Дизайнерские наркотики и тёмный интернет
Термин «дизайнерские наркотики» появился в 1980-х, но в широкий обиход вошёл лишь в 2000-х, когда на рынок хлынула волна новых веществ, синтезированных с целью обойти существующие запреты посредством изменения химического состава. Пытливые химики старательно обходят законодательные нормы ещё с момента принятия Международной конвенции по опиуму в 1925 году, но с развитием интернета эта практика вышла на качественно новый уровень.
Война превратилась в гонку — стоит властям узнать о существовании нового наркотика и внести в соответствующие списки его химический состав, как на рынке тут же появляется его аналог, не попадающий под запрет. В последние несколько лет антинаркотические службы перешли к практике признания веществ нелегальными буквально в молекулярных масштабах: когда один или несколько атомов в молекуле относятся к определённым группам, этого уже достаточно для внесения соединения в соответствующий список. В Австралии, например, уже находятся под запретом миллионы несуществующих пока соединений.
Не слишком церемонятся и с прекурсорами — если ещё несколько десятилетий назад транспортировка отдельных компонентов под грифом «не для употребления человеком» слабо контролировалась, то сейчас в странах с активной прогибиционистской политикой, например в Швеции, полицейские вольны изымать даже незапрещённые вещества при наличии оснований для беспокойства. Впрочем, всё это почти никак не влияет на чёрные рынки в глубоком интернете — потенциально главной сфере сбыта причудливой химии.
Арест Росса Ульбрихта и закрытие «Шёлкового пути» стало громким событием, но едва ли подкосило его коллег — новый «Шёлковый путь» появился в даркнете в считаные дни, не говоря уже о том, что кроме засветившегося в медиа бренда существуют множество других действующих площадок. Даркнет, как выяснилось, уязвим, но не стоит забывать, сколько времени и денег ФБР тратит на поимку отдельных сетевых наркобаронов — полномасштабная зачистка этого сегмента интернета пока что просто технически невозможна. А количество просвещённых пользователей, заинтересованных в наличии непрозрачного интернета и анонимного пользования определёнными услугами, будет только расти.
Будущее: принтер-лаборатория и максимальное вмешательство
Облегчение доступа к услуге и её возможная декриминализация — лишь один из этапов. Дальше — больше, и пользователь станет производителем. Да, речь снова о 3D-принтерах. «Ты просто заказываешь картридж с определённым набором химических элементов, выбираешь в программе нужное тебе вещество и печатаешь», — рассказывает в своих лекциях Лерой Кронин из Университета Глазго. Если уж получится напечатать аспирин, то и с амфетамином проблем возникнуть не должно. Хотя к тому моменту любимый допинг битников и военных пилотов уже будет считаться допотопным артефактом — химические эксперименты на дому сулят нам куда более чудные открытия.
В 2005 году группа из 50 учёных по заказу правительства Великобритании выпустила серию докладов, объединённых темой «Будущее наркотиков в 2025 году». Документы написаны с консервативно-озабоченных позиций, но приходят к оптимистичным выводам: в ближайшем будущем психоактивная фармакология расцветёт буйным цветом, а оснований для прогибиционистской политики станет ещё меньше.
«Наблюдается очевидный рост использования лекарств для умственного здоровья. Сегодняшняя молодёжь растёт в условиях, когда многие сверстники принимают препараты от депрессии или синдрома дефицита внимания. Например, метилфенидат или прозак. Это означает, что нынешнее поколение будет более открыто относиться к приёму различных веществ, нежели предыдущее».
И прогосударственные эксперты, и учёные-антипрогибиционисты сходятся в одном: в будущем возможностей вмешиваться в психику человека с целью вылечить, простимулировать или доставить удовольствие станет гораздо больше, государственный контроль станет проблематичнее, а общественное мнение в этой сфере — толерантнее. Сможем ли мы отправляться в кислотные трипы в обеденный перерыв, побороть амфетаминовое похмелье и навсегда вылечить депрессию или же падём жертвами постоянной жажды стимуляторов, не способными составить список продуктов для похода в магазин без таблетки риталина, — вопрос ещё более спекулятивно-футурологический, чем всё, что написано выше. Ясно одно: для того, чтобы спокойно всё это обсуждать, необходимо выйти из состояния православно-сталинистского угара и дать слово учёным, а не моральным паникёрам и исключительно заинтересованным в наличии проблемы силовикам. Потому что, в конце концов, речь идёт не только о свободе и удовольствиях, но и о лекарствах, без которых тяжелобольные люди от отчаяния выходят из окон. И чем скорее мы сведём к минимуму влияние «человеческого фактора» и «традиционных ценностей» на научный дискурс, тем лучше.
Главным локомотивом либерализации не только законодательства, но и общественного имиджа наркотиков является борьба за легализацию каннабиса. И к 2015 году локомотив этот набрал приличный ход — курение марихуаны узаконили в четырёх американских штатах, на Ямайке, а ещё раньше, в 2013 году — в Уругвае. На очереди ещё несколько штатов, а эксперты утверждают, что США вполне могут уже совсем скоро прийти к федеральному закону, а хороший пример непременно подхватит Европа, во многих частях которой Шмаль и некоторые другие лёгкие наркотики либо уже находятся в статусе де-юре декриминализованных, либо не сильно интересуют полицейских.
Часть сторонников легализации марихуаны открещивается от интереса к другим дурманящим веществам, но это не меняет сути дела — их борьба стала авангардом общей идеи декриминализации наркотиков. Всё дело в принципах. К концу ХХ века стало невозможно скрывать тот факт, что война с наркотиками во всём мире базируется на определённых этических основаниях, а не на здравом смысле.
Почему нельзя употреблять наркотики? Потому что наркотики, дети, это плохо, а не потому что есть непредвзятая статистика преступлений, совершённых в состоянии наркотического опьянения. С консервативной точки зрения, которая до сих пор определяет прогибиционистскую политику во всём мире, употребление наркотиков — это не столько вредно, сколько аморально: просто плохо, и всё. Именно отсюда — борьба даже со словами, там, где власти позволяют: какое может быть обсуждение медицинских или социологических аспектов употребления, когда это — плохо? Такая оборонительная логика вполне ясна — сам факт дискуссии отменяет табу, а там уже рукой подать до серьёзных рациональных доводов в пользу другой стороны.
Именно это и происходит сейчас в ряде стран западного полушария: исходя из базового концепта либерализма — прав личности — активисты и исследователи пересматривают и меняют позицию общества, тщательно собирая факты. Которые говорят, например, о том, что легальный наркотик табак уносит куда больше жизней, чем гречка, а на насильственные преступления людей толкает чаще всего легальный наркотик алкоголь. О том, что Шмаль помогает при лечении тяжёлых онкобольных, грибы — депрессии, а ДМА — аутизма. О том, что сроки за «хранение с целью сбыта» зачастую превышают сроки за убийство. О том, что опыт употребления лёгких наркотиков не ведёт к зависимости от тяжёлых. И, главное? о том, что миллиарды, вбуханные в антинаркотические ведомства, практически никак не влияют на количество потребителей, в то время как программы снижения вреда сокращают количество смертей и случаев заражения ВИЧ и гепатитом.
Выражение «война с наркотиками проиграна» стало общим местом, появившись даже в докладе ООН. Как заметил российский исследователь Петр Мейлахс, выиграть эту войну можно исключительно в условиях тоталитарного общества и массовых репрессий. В странах же с приматом прав личности она будет рано или поздно остановлена именно правозащитными активистами. Есть у права на вредное удовольствие и ещё один мощный союзник — технологии.
Количество просвещённых пользователей, заинтересованных в наличии непрозрачного интернета и анонимного пользования определёнными услугами, будет только расти.
Дизайнерские наркотики и тёмный интернет
Термин «дизайнерские наркотики» появился в 1980-х, но в широкий обиход вошёл лишь в 2000-х, когда на рынок хлынула волна новых веществ, синтезированных с целью обойти существующие запреты посредством изменения химического состава. Пытливые химики старательно обходят законодательные нормы ещё с момента принятия Международной конвенции по опиуму в 1925 году, но с развитием интернета эта практика вышла на качественно новый уровень.
Война превратилась в гонку — стоит властям узнать о существовании нового наркотика и внести в соответствующие списки его химический состав, как на рынке тут же появляется его аналог, не попадающий под запрет. В последние несколько лет антинаркотические службы перешли к практике признания веществ нелегальными буквально в молекулярных масштабах: когда один или несколько атомов в молекуле относятся к определённым группам, этого уже достаточно для внесения соединения в соответствующий список. В Австралии, например, уже находятся под запретом миллионы несуществующих пока соединений.
Не слишком церемонятся и с прекурсорами — если ещё несколько десятилетий назад транспортировка отдельных компонентов под грифом «не для употребления человеком» слабо контролировалась, то сейчас в странах с активной прогибиционистской политикой, например в Швеции, полицейские вольны изымать даже незапрещённые вещества при наличии оснований для беспокойства. Впрочем, всё это почти никак не влияет на чёрные рынки в глубоком интернете — потенциально главной сфере сбыта причудливой химии.
Арест Росса Ульбрихта и закрытие «Шёлкового пути» стало громким событием, но едва ли подкосило его коллег — новый «Шёлковый путь» появился в даркнете в считаные дни, не говоря уже о том, что кроме засветившегося в медиа бренда существуют множество других действующих площадок. Даркнет, как выяснилось, уязвим, но не стоит забывать, сколько времени и денег ФБР тратит на поимку отдельных сетевых наркобаронов — полномасштабная зачистка этого сегмента интернета пока что просто технически невозможна. А количество просвещённых пользователей, заинтересованных в наличии непрозрачного интернета и анонимного пользования определёнными услугами, будет только расти.
Будущее: принтер-лаборатория и максимальное вмешательство
Облегчение доступа к услуге и её возможная декриминализация — лишь один из этапов. Дальше — больше, и пользователь станет производителем. Да, речь снова о 3D-принтерах. «Ты просто заказываешь картридж с определённым набором химических элементов, выбираешь в программе нужное тебе вещество и печатаешь», — рассказывает в своих лекциях Лерой Кронин из Университета Глазго. Если уж получится напечатать аспирин, то и с амфетамином проблем возникнуть не должно. Хотя к тому моменту любимый допинг битников и военных пилотов уже будет считаться допотопным артефактом — химические эксперименты на дому сулят нам куда более чудные открытия.
В 2005 году группа из 50 учёных по заказу правительства Великобритании выпустила серию докладов, объединённых темой «Будущее наркотиков в 2025 году». Документы написаны с консервативно-озабоченных позиций, но приходят к оптимистичным выводам: в ближайшем будущем психоактивная фармакология расцветёт буйным цветом, а оснований для прогибиционистской политики станет ещё меньше.
«Наблюдается очевидный рост использования лекарств для умственного здоровья. Сегодняшняя молодёжь растёт в условиях, когда многие сверстники принимают препараты от депрессии или синдрома дефицита внимания. Например, метилфенидат или прозак. Это означает, что нынешнее поколение будет более открыто относиться к приёму различных веществ, нежели предыдущее».
И прогосударственные эксперты, и учёные-антипрогибиционисты сходятся в одном: в будущем возможностей вмешиваться в психику человека с целью вылечить, простимулировать или доставить удовольствие станет гораздо больше, государственный контроль станет проблематичнее, а общественное мнение в этой сфере — толерантнее. Сможем ли мы отправляться в кислотные трипы в обеденный перерыв, побороть амфетаминовое похмелье и навсегда вылечить депрессию или же падём жертвами постоянной жажды стимуляторов, не способными составить список продуктов для похода в магазин без таблетки риталина, — вопрос ещё более спекулятивно-футурологический, чем всё, что написано выше. Ясно одно: для того, чтобы спокойно всё это обсуждать, необходимо выйти из состояния православно-сталинистского угара и дать слово учёным, а не моральным паникёрам и исключительно заинтересованным в наличии проблемы силовикам. Потому что, в конце концов, речь идёт не только о свободе и удовольствиях, но и о лекарствах, без которых тяжелобольные люди от отчаяния выходят из окон. И чем скорее мы сведём к минимуму влияние «человеческого фактора» и «традиционных ценностей» на научный дискурс, тем лучше.